Анна Наль. "Имя" - 18.
Раздел "Твой город".
ПУТЕШЕСТВИЕ В ПАВЛОВСК
Ты помнишь, так осеребренно
ивняк летел вдоль полотна,
мерцая солнечно и ровно,
как плёс, колышимый до дна
ребристым ветром, и вагоны
В окно нанизывали лес,
церквушки, скотные загоны,
стога, укрытые в навес
дощатый, женщин у разъезда
с лопатами и точки птиц
у края облака над крышей;
и поезд, как борзая, рыщет
и гонит вдаль перед собой
комочек тучи серым зайцем
на горизонте. Ты же занят
перемещеньем верениц
вчерашних мыслей об отъезде -
хоронишь друга, о вражде
с картонным критиком-паяцем,
о том, что нам с тобой приняться
за ум пора: семейный дом,
и хорошо, чтоб сразу - двойня,
да вот еще - три дня дождей,
а нынче солнце - глянуть больно,
сентябрь, но это не о том...
Ты помнишь, как мы подъезжали
под Павловск. От платформы шла
тропинка вся в репьях, как жалость
к минувшему. Не помни зла,
смотри на воду - с ней деревья
вошли в пожизненный контракт,
и флейты ив ложатся в такт
смятенью скрипок и бореев.
Но здесь сейчас ни ветерка,
и только звонкий подголосок
сквозит по водорослям в осень,
чуть различимую в басах
дубов, сосною приглушенных,
и редкий лист осиной шерсткой
вдруг золотится на кустах.
И парк рассказывает мифы
телами лёгкими богинь,
и ты гекзаметром окинь
неторопливый ход событий
в друг друга льющихся прудов,
мостов, впадающих друг в друга
травой игрушечного луга,
и задержи цезурой вдох
дыханья мерного аллеи
возле лотка с галантереей.
Купи в палатке лимонад.
День пал к шести, пора назад.
И, как струя, осеребрённо
летит ивняк вдоль полотна,
опять смешаются вагоны
с тем, что увидел из окна.
И ты нанизываешь вечер
на птиц, и птиц - на облака.
А я твержу - пора за вечность
приняться, осень так близка.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ПАВЛОВСК
Ты помнишь, так осеребренно
ивняк летел вдоль полотна,
мерцая солнечно и ровно,
как плёс, колышимый до дна
ребристым ветром, и вагоны
В окно нанизывали лес,
церквушки, скотные загоны,
стога, укрытые в навес
дощатый, женщин у разъезда
с лопатами и точки птиц
у края облака над крышей;
и поезд, как борзая, рыщет
и гонит вдаль перед собой
комочек тучи серым зайцем
на горизонте. Ты же занят
перемещеньем верениц
вчерашних мыслей об отъезде -
хоронишь друга, о вражде
с картонным критиком-паяцем,
о том, что нам с тобой приняться
за ум пора: семейный дом,
и хорошо, чтоб сразу - двойня,
да вот еще - три дня дождей,
а нынче солнце - глянуть больно,
сентябрь, но это не о том...
Ты помнишь, как мы подъезжали
под Павловск. От платформы шла
тропинка вся в репьях, как жалость
к минувшему. Не помни зла,
смотри на воду - с ней деревья
вошли в пожизненный контракт,
и флейты ив ложатся в такт
смятенью скрипок и бореев.
Но здесь сейчас ни ветерка,
и только звонкий подголосок
сквозит по водорослям в осень,
чуть различимую в басах
дубов, сосною приглушенных,
и редкий лист осиной шерсткой
вдруг золотится на кустах.
И парк рассказывает мифы
телами лёгкими богинь,
и ты гекзаметром окинь
неторопливый ход событий
в друг друга льющихся прудов,
мостов, впадающих друг в друга
травой игрушечного луга,
и задержи цезурой вдох
дыханья мерного аллеи
возле лотка с галантереей.
Купи в палатке лимонад.
День пал к шести, пора назад.
И, как струя, осеребрённо
летит ивняк вдоль полотна,
опять смешаются вагоны
с тем, что увидел из окна.
И ты нанизываешь вечер
на птиц, и птиц - на облака.
А я твержу - пора за вечность
приняться, осень так близка.
