Опять в тумане прячутся дома,
Холодный дождик землю поливает.
Такой далекой кажется зима!
И кажется - и зим-то не бывает,
А только осень. Желтые леса.
И зонтики плывут над тротуаром,
И трудно открываются глаза,
И голова горит простудным жаром.
Как я боюсь осенних мокрых дней!
Боюсь, что зачаруюсь тишиною,
И где-то шевельнется в глубине
Призванье, не замеченное мною.
октябрь 1970.
* * *
И темной ночью, в гулкой тишине
Никто не вспоминает обо мне.
А за окошком клочья пелены,
И ветер притворяется шагами.
Но, слава Богу, подступают сны
С их добрыми и мудрыми руками.
И мне всё снится терем-теремок,
Закапанное ягодами лето,
Затерянность нехоженых дорог,
Косых дождей немнущаяся лента.
Я просыпаюсь. Предо мной Москва,
Осенний дождь, и женщина бежит
И день еще последнего мазка
На мокрую плиту не положил.
И снова обступает тишина,
И снова одиночество, как башня,
Но тишина мне эта не страшна,
И даже одиночество не страшно.
Страшней всего, что в гулкой тишине
Никто не вспоминает обо мне.
07. 10. 1970.
* * *
А мне останется немного -
Покруче челочки носить,
И оставаться недотрогой,
И по-мужски сплеча рубить.
А ночью тихо станет в доме,
И по паркету, как по льду,
Дыша в озябшие ладони,
Я к пианино подойду.
И постепенно, постепенно,
Сквозь одиночество и грусть
В щемящей жалобе Шопена
Я осторожно разберусь.
Но тишины мне не нарушить,
Себя от боли не спасти,
И только вырвется наружу
Смешное женское "пусти!".
Потом очнусь - а память где же?-
Я вспомню, глядя за окно,
И что никто меня не держит,
И что Шопена нет давно.
Начало 1971-го года.