В ГОСПИТАЛЕ
В нашем тернистом пути
Устали сердце и ноги:
Можно ли счастье найти,
Обивая чужие пороги?
Но если не порвана нить,
В чаше - вина остатки, -
Хочется жизнь продлить
До последней, смертельной схватки.
Умереть под победный рев
Смертью простой солдата,
Как расстрелянный Гумилев
В стихах написал когда-то.
И чувствуя на губах кровь,
Проклятого нашего наследства,
Знать, что свободна вновь
Страна невозвратного детства.
МАКСИМИЛИАН ВОЛОШИН
НА ДНЕ ПРЕИСПОДНЕЙ
Памяти А. Блока и Н. Гумилева
С каждым днем все диче и все глуше
Мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит:
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Темен жребий русского поэта:
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца - Русь!
И на дне твоих подвалов сгину
Иль в кровавой луже поскольнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Коктебель, 12 января 1922
НИКОЛАЙ ВОРОБЬЕВ
* * *
Пронес свой стих, чеканен, строг и звонок,
Сквозь зной пустынь, сквозь пламя и цветы
Стрелок, охотник, "колдовской ребенок"
И рыцарь Белой кружевной мечты.
Ты не поддался обаянью гула,
Ты отозвался на иной призыв,
Ты дым пустил в винтовочное дуло,
Спокойно папиросу погасив.
И женщина, теперь уже чужая,
Плат траурный по-бабьи повязав,
Пред ликом Чудотворца Николая
Зажгла свечу, смочив ее в слезах.
А где ж "Собака"? Нынче не до пляса,
И псов у нас - по пальцам перечесть.
Бродячих - нет: давно пошли на мясо,
Но жизнь зато у нас собачья есть.
И есть привал - "Привал комедиантов",
Опять поэтам временный приют.
А вы слыхали, говорят, куранты
В Кремле иную песенку поют?
По жизни песня, а по Сеньке шапка.
И, к жизни не оборотив лица,
Несчастный Питер кутается зябко,
Спалив мечты, заборы и сердца.
