* * *
Поговорим, дружок, про нас,
про то, дружок, чего достигли,
про угли, что в горячем тигле,
сгорая, создают алмаз -
но, к сожаленью, не про нас.
Поговорим, дружок, про труд,
который пуст и нас не минет,
и про поленья, что в камине,
сгорая, создают уют...
Давно дровишек не несут.
Поговорим, дружок, про год,
богатый булкою и хлебом,
про жизнь: она, сближаясь с небом,
сгорая, создает почет...
Никто букетов не несет.
Поговорим, дружок, о том,
как ведьма пляшет над стаканом
и помелом своим поганым
нас выметает поделом...
Поговорим, дружок, потом.
* * *
Вот притаился осьминог.
Какой он влажный, дряблый, милый!
В его желе текут чернила,
он пишет за ночь двести строк...
Но может скушать кашалота.
Вот притаился кашалот.
Он тоже, если мыслить строго,
умеет слопать осьминога.
Вот кашалот разинул рот...
Он у меня украл креветку.
Живет креветка, не таясь,
и нас, и вас дарит приветом,
и зарождается при этом
та вязкая взаимосвязь,
с которой связываться низко.
Но флорой-фауной морской
я связан-скован, как кандальный,
и чей-то пальчик инфернальный,
уставясь в пуп протухший мой,
сипит: "Офелия всплывает!"
Продолжение следует.
