(ВИТАЛИЙ КАЛАШНИКОВ)
Продолжение
ВОСПОМИНАНИЯ О СТАРШЕМ БРАТЕ
Он спал тяжело и проснулся лишь перед обедом,
И горло потрогал, когда стал пиджак надевать.
И бабка сказала: "А ну-ка беги за ним следом,
А то на душе неспокойно мне - вдруг он опять..."
Он центр обошел в третий раз и во встречные лица
Глядел напряженно, и было понятно без слов,
Что взглядом своим он все ищет, за что зацепиться,
Но взгляд все скользил, и его все несло и несло.
Когда же он вышел на станцию и, папироску
Спросив у прохожего, жадно ее закурил,
Я больше не выдержал - выбежал из-за киоска
И с криком помчался, и ноги его обхватил.
Он часто дышал и все ждал, когда я успокоюсь,
Дрожащей рукою меня прижимая к груди.
- Ты что разорался?
- Я думал - ты прыгнешь под поезд.
- Ну что ты, братишка... уже все прошло... ты иди.
* * *
Когда в подножье Царского кургана
Высокая упругая трава
Дрожала, словно трубы у органа,
И тучи надо мной, как жернова,
Размалывали воздух неустанно,
И в степь косые сыпались лучи,
Пересыпая ковыли и камни,
Уже казалось, что сама судьба мне
Кричит: "Довольно, хватит - не молчи!
Ты не хотел жить никому в угоду,
Но ты в своей гордыне упустил,
Что, обретая полную свободу,
Становишься игрушкой темных сил.
Ты думаешь, что вышел из борьбы,
А это только длится пораженье.
Ты - зеркало. Послушайся судьбы-
Не нужно больше прятать отраженья".
"Да нет же, нет, молчи, судьба, молчи,
Судьба, ты поводырь слепых и слабых,
Ты вся - вовне. Певца ведут ключи
Подспудные, они твои ухабы
И указатели. И путь его пролег
Скорей, не по дорогам, а по венам,
Певец, скорей, крушенье, чем полет.
Он не трюмо. Певец всегда - арена.
Арена, на которой он умрет.
Ты полагаешь - вечное искусство,
Всего-то дел, что отражает чувства?
Оно их непрерывно создает".
