Может быть, не задалась
жизнь - обманула, вильнула,-
но эта исповедь всласть,
но эти строптивые гулы!
Завтра урочный концерт.
Не в филармонии - в зале
школы, где ты не доцент
и концертмейстер - едва ли.
Но ведь не в этом же суть!
Главное - жить и решаться.
Руки уже на весу
в предвосхищении шанса.
Даром что за пятьдесят!
Все еще кажется, будто
нотами звезды висят-
ноты со звездами спутал...
* * *
Эта музыка Белы Бартока
похожа на птицу в клетке:
замрет - встрепенется,
замрет - встрепенется...
Вырвалась наконец из клетки
в солнце, разбрызганное по асфальту!..
Слушаем, затаив дыханье,-
птицы и птицеловы.
В ЦИРКЕ
Факир похож на дипломата,
сбивает с толку чопорностью, но
мгновенье - и цилиндр взорвется
неразберихой голубиных крыльев
и фейерверком разноцветных лент!
ЗАПИСКА В БОЛЬНИЦУ
Как твердо под ногами дно,
как поднебесье бестелесно!
Вся жизнь - шекспировская пьеса,
где шут и трагик заодно.
Лицо - лукавящий экран,
рыдай тайком, на людях - смейся!
Когда бы знать, что лицедейство
врачует,- я бы так играл!..
ПОЭТ, ВЫПИСАВШИЙСЯ ИЗ БОЛЬНИЦЫ
Он выжил, вышел, вырвался насилу!
Глотнул весны, смущенный и седой,
И все в нем жадно выпячено было:
природой - губы, скулы - худобой.
Жизнь рисовалась новой, смерть - пустою,
шатала радость с привкусом вины,
как будто бы он вовсе и не стоил,
чтоб воздух - свеж, а крыши - чтоб влажны.
Он получил нежданную отсрочку
и недоумевал: "За что же я-то, я?.."
А жизнь его рукой еще хотя бы строчку
намерилась вписать в Поэму бытия.