Дарю тебе овеществленное время.
Не оберегай от воды и ударов!
Дай протечь между пальцев,
карабкающихся по каменистым, кровоточащим тропам строк,
по раскаленной пустыне женских плеч,
по морщинам и выпуклостям на лице мира,
проступающим в негативе.
Пусть надрываются никелированные чайки будильника!
Столько воды утекло,
что можно уже расточительствовать -
все равно ведь не утолить
жажду стаканом, зачерпнутым из океана!
Столько могил за спиной -
бакенов, указующих нам фарватер.
И тельняшка истлела, оттиснув на коже
чересполосицу светлых и темных штрихов,-
татуировка жизни!
Когда-то починка часов
казалась дороговатой,
а нынче и сам приплатил бы!
Четыре с полтиной...
Почти что даром
для тех, кто успел, вроде нас, узнать
истинную цену времени.
РАЗДЕЛ "ЭХО ВОЙНЫ"
* * *
За окошком - нетронутая страница
декабрьского снега,
а память прочитывает: "Война...".
Рано утром Орел.
Новехонький!
Вспоминаю наш эшелон,
что застрял для меня навсегда в сорок первом.
Прижимаюсь к стеклу,
тщетно силюсь узнать в привокзальной площади -
ту, где беженцы нарасхват
раскупали последние "мирные" шанежки...
Два попутчика.
Тысяча тем!
Но доносится снизу сквозь дрему:
"Всю деревню поставили под пулеметы...
Кто-то меня подобрал...
Рос в детдоме...
В позапрошлом году разыскал нашу бывшую воспитательницу...
Оба плакали... Приняла как сына...".
Куда бы дорога ни устремлялась -
до сих пор, до сих пор она русских приводит
в окопы и на пепелища...
ГЕРМАНИЯ, 1933
Метались факела фанатизма,
пылали костры из трагедий Шекспира.
Среди слепоты куриной
и чертополоха
качали головками
одуванчики.