Только Заячий с Каменным шли, сторонясь
прямизны и ранжира столицы...
На мостах, на балконах чугунная вязь
изощрялась, боясь повториться.
Этих форм, этих роз, этих лоз мотовство,
эти площади - млечные блюдца
так легко обнаружили наше родство,
стал своим, не успев оглянуться...
* * *
Разлинован Васильевский,
словно тетрадка,
в которой еще различимы
строки первой любви.
Они начинались
с мучительной каллиграфии в полумраке филфака,
вскачь пускались уже за углом
в виду Румянцевского обелиска
и, совсем запыхавшись,
подлетали к Тучкову мосту.
Ты оттачивала карандаш беспокойства с оттенком досады
и, овальным монгольским лицом
склонясь над непрошенным сочиненьем,
синеглазо вымарывала многоточия, запятые...
* * *
По Тучкову мосту, как прежде, перебегу.
Мост, как прежде, уходит в блеклое небо.
Подворотня та же, а - ни гугу,
окна те же, но - слепо, слепо...
Сжиганье мостов - тщета, вранье.
Память - это мятеж. Огнем не подавишь.
Деревянный мост не сгорел, деревянный мост заменен
бетонным, а тот не сгорит и подавно
НАВОДНЕНИЕ
Костляво по железу ветер -
гонец ополоумевшей воды.
Невою разливаются кварталы.
Петр вспрыгнул на коня
и опрометью сквозь века помчался.
В подвалы заглянув, перечитав
архивы, превратив машины
в амфибии и в водоросли - парк,
вода ушла, вспоив невольно
идею обуздания воды.