А когда мне представился случай,
Я сомненья развеял, как дым,
Я прошел по карнизу над кручей,
Добрым гением, видно, храним.
На высотах ни яблонь, ни вишен.
Горный воздух разрежен и чист,
Электричеством грозным насыщен,
Как слюда в утюге, он слоист.
И с отбитыми напрочь руками
Рядом с холодом синих снегов
Темнолицы безмолвные камни,
Словно идолы древних веков.
Им не страшен пронзительный холод
И блистанья грозы не страшны,
Хоть, случается, череп расколот
И гранитные мысли видны.
Мох, похожий на розовый иней,
Лбы их темные разрисовал.
Но однажды под холод глубинный
Их низвергнет в долину обвал.
Вместе с грязью, с разбухшею глиной,
Увлекая с собой бурелом,
Камни сыпаться будут лавиной.
Уберут их с дороги потом.
* * *
Белый южный городок,
Тихий, полусонный.
Был тут как-то Геродот
Собственной персоной.
Время медленно плывет
Через толщу зноя.
Вызревает нежный плод
Под листвой резною.
Из промышленности есть
Двадцать восемь тиров.
Пульки шлепаются в жесть,
В полосатых тигров.
Ремонтируют часы,
И в тени навеса
Расположены весы -
Три копейки с веса.
Безмятежна синь небес.
Жители гуляют.
Уточнят сперва свой вес,
После постреляют.
Как заметил древний грек,
Городишко пыльный,
Раз в сто лет бывает снег,
Да и то несильный.
* * *
В черном небе, как грозди
Осенней порой,
Азиатские звезды
Висят надо мной.
Грандиозная люстра,
Подвесок не счесть.
Удивительно.
Пусто.
Торжественно здесь.
Средь степного простора,
Курясь вдалеке,
Высыхают озера
На гиблом песке.
У окраин гробницы
Построились в ряд,
И бесшумные птицы,
Как духи, парят.
Полосатые будки
У дальних границ,
Где глаза смотрят, будто
Сквозь щели бойниц.